| |
<Петербург, первая половина марта 1837 г.>
Любезный друг Святослав.
Ты не можешь вообразить, как ты меня обрадовал своим
письмом. У меня было на совести твое несчастье, меня мучила
мысль, что ты за меня страдаешь. Дай бог, чтоб твои надежды
сбылись. Бабушка хлопочет у Дубельта и Афанасий Алексеевич
также. Что до меня касается, то я заказал обмундировку и
скоро еду. Мне комендант, я думаю, позволит с тобой видеться — иначе же я и так приеду. Сегодня мне прислали
сказать, чтоб я не выезжал, пока не явлюсь к Клейнмихелю, ибо
он теперь и мой начальник <...>. Я сегодня был у Афанасья
Алексеевича, и он меня просил не рисковать без позволения
коменданта — и сам хочет просить об этом. Если не позволит,
то я всё приеду. Что Краевский, на меня пеняет за то, что и
ты пострадал за меня? — Мне иногда кажется, что весь мир на
меня ополчился, и если бы это не было очень лестно, то право,
меня бы огорчило... Прощай, мой друг. Я буду к тебе писать
про страну чудес — восток. Меня утешают слова Наполеона:
Les grands noms se font à l'Orient. Видишь: всё глупости. Прощай,
твой навсегда
M. Lerma.
|
